Там, где у Захарова в простых, но стильных декорациях получилась сложная многоплановая картина, где юмор ситуаций и острая сатира, шутки и каламбуры проступали на фоне драматического сюжета – совершенно неявного у Шварца – там же у Гарина вышел всего лишь мелодраматический водевильчик с фальшивой игрой в любовь и незамысловатой клоунадой, которые не спасают роскошные виды Воронцовского дворца.
Господи! Да достаточно сравнить всего лишь двух персонажей. Один — Хозяин. Дородный и откровенно мужиковатый, к месту и не к месту хохочущий в стиле Санта Клауса — в полном соответствии с текстом пьесы. Другой — Волшебник. В интиллигентском свитере грубой вязки, острый, нервный, изящный и аристократичный, с пронзительным взглядом и таинственной полуулыбкой…
В 1976 году Марк Захаров должен был приступить к съёмкам фильма «Обыкновенное чудо» по пьесе Евгения Шварца. Это должна была быть лёгкая, милая комедия, но Марку Захарову не нравилась эта пьеса, он считал её легковесной, и не видел в ней философского подтекста. Сценарий был переписан, и в нем был противопоставлен мир Волшебника миру людей. В роли Волшебника Марк Захаров видел только Олега Янковского, но перед началом съёмок актёра сразил сердечный приступ, и он оказался в реанимации. Когда Марк Захаров пришёл в больницу к Янковскому, актёр сказал, что готов отказаться от роли. Но режиссёр ответил: «Нет. С вами я не расстанусь. Будем ждать». Съёмки были приостановлены, и начались только после того, как актёр вышел из больницы. Марк Захаров неоднократно впоследствии вспоминал, как Янковский помогал ему своим киноопытом на съёмочной площадке. Янковский в фильме — единственная фигура с философским характером. Остальные — или лирические, или сатирические. Он — главное лицо, и именно он передал мораль этой сказки: «Слава храбрецам, которые осмеливаются любить. Слава безумцам, которые живут, как будто они бессмертны». Волшебник Олега Янковского стал символом Творца — он обладал способностью творить чудеса, но при этом был вполне реальным человеком — эгоистичным, властным, подчас жестоким, и в то же время мудрым. Марк Захаров потом признался: если бы не было Волшебника, потом не было бы и Мюнхгаузена, Свифта и Дракона...
Есть повод возгордиться)))
Вообще статья хорошая, прочёл с большим интересом. Среди прочего, с удивлением узнал, что Григорий Горин поначалу был категорически против Янковского в роли того самого Мюнхгаузена. Можно ли представить кого-то другого на этом месте?
А оно вон как было...
цитата
В 1979 году Марк Захаров приступил к съёмкам фильма «Тот самый Мюнхгаузен», в основу которого легла пьеса Григория Горина «Самый правдивый», изначально написанная для театра Советской армии. Марк Захаров видел в образе Мюнхгаузена только Олега Янковского, несмотря на то, что это было в определённом смысле смелое решение. Марк Захаров вспоминал: «В приглашении Олега Янковского на эту роль был элемент риска. Он всё-таки сложился как актёр совсем не комедийного толка. Но к чести Олега, в его актёрской палитре нашлись комедийные краски, которые в фильме, в первой части особенно, но и во второй тоже, получили достойное воплощение».
Противниками выбора Захарова стали худсовет и автор Григорий Горин. Худсовет не утверждал актёра, мотивируя тем, что он слишком молод для роли барона, у которого есть взрослый сын, а Григорий Горин так описал свои сомнения в воспоминаниях: «Он до этого играл прямых, жёстких, волевых людей — волжские характеры, выдающие его происхождение. Я не верил в его барона. Началась работа, и он влезал в характер, на наших глазах менялся. Врастал в роль, и явился Мюнхгаузен — умный, ироничный, тонкий. Какая была бы ошибка, возьми мы другого актёра!». Правда, затем вновь возникли проблемы. Как вспоминал потом Горин: «Во время озвучивания фильма выяснилось, что великолепный на вид барон Карл Фридрих Иероним разговаривает с каким-то саратовским акцентом и с большим трудом выговаривает некоторые слова и выражения, присущие германской аристократии». Горин не присутствовал во время озвучения в тон-студии финальной сцены, где барон Мюнхгаузен говорил фразу, ставшую впоследствии знаменитой: «Умное лицо — это ещё не признак ума, господа». В сценарии фраза звучала так: «Серьёзное лицо — это ещё не признак ума, господа», но Олег Янковский оговорился, и так эта фраза, к неудовольствию Горина, стала крылатой.
Зрителям сегодня уже невозможно представить на месте «того Мюнхгаузена» другого актера, настолько талантливо Янковский показал мужество человека, способного остаться самим собой, и не пасовать перед лицемерами и ханжами. Для многих зрителей стала девизом его фраза: «Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны. Умное лицо, это еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа. Улыбайтесь!!!».
В субботу, вечером 15 октября в передаче «Что? Где? Когда?» прозвучал вопрос:
цитата
Знаменитый актер и режиссер Михаил Козаков в 1948 году в Комарово присутствовал на первой читке известной пьесы. Причем автор произведения прикрепил к первому листу произведения обертку от конфет «Мишка на севере». После того, как театральные деятели ознакомились с текстом, поэт и драматург Анатолий Мариенгоф обратился к коллеге: «Пьеска – что надо. Но теперь спрячь ее и никому не показывай, — и добавил, обращаясь к 13-летнему Козакову. – А ты, Мишка, никому не протрепись, что слушал».
— Что за пьеса находится в черном ящике?
– задал сакраментальный вопрос ведущий. И хотя, попросив минуту в кредит, команда молодых знатоков этот вопрос «взяла», но игру они всё-таки продули.
Между тем, речь шла об известной сказке Евгения Шварца «Обыкновенное чудо», которую драматург первоначально назвал «Медведь». А на меня, заинтригованного вопросом, нахлынули воспоминания…
Своим знакомством с этой работой Шварца – а заодно и с творчеством Марка Захарова – я, как это бывало не раз, обязан своей сестре. Как-то прихожу домой, а она фильм смотрит. Сел рядом. Первые впечатления – пренебрежительное «Фу!». Зачем в павильоне снимали? Ну, решительно не нравились мне тогда телеспектакли. А вот яркие персонажи, реплики Короля, Хозяина-Колдуна, Охотника тут же врезались в память. И режиссерские находки: светильник в виде модели наполовину парусника, наполовину воздушного шара; картина с пойманным в сети драконом – вначале написанная на холсте и разрезанная выкидным ножом (один этот предмет не мог не вызвать восхищения советского подростка), затем снова целая и невредимая, но теперь нанесённая на зеркало и смытая Хозяйкой. А музыка Гладкова? А песни?!! Сразу и на всю жизнь запомнилось: «Кипит гранит, пылает лёд, и лёгкий пух сбивает с ног... и даже тоненькую нить не в состояньи разрубить стальной клинок»
Через некоторое время пересмотрел сам, и тогда по доброте душевной простил Захарову даже павильонные съёмки.
И второй встречей я обязан сестре – она слушала радиопостановку, и я кое-какие обрывки ухватил. Не особо много, но то что услышал, до впечатлений от фильма Захарова явно не дотягивало. Запомнил только почтового голубя, отправленного с вестью к Волшебнику и нёсшегося так быстро, спасаясь от ловчих птиц Администратора, что в полете он весь обуглился и из белого стал чёрным.
И только в третий раз обошлось без сестры – в начале девяностых по телевизору показали немало фильмов, по тем или иным причинам долгие годы пылившихся на полках. Был среди них и фильм «Обыкновенное чудо» Эраста Гарина. И с первых кадров меня поразило то, как те же самые слова, фразы — уже выученные почти наизусть — могут звучать в одном случае сочно, ярко и образно, в другом – холодно и фальшиво. С трудом заставил себя досмотреть до конца.
И вот, наконец-то, сразу после эфира "Что? Где Когда?" дошёл ход и до первоисточника. Чтение пьес никогда не входило в число любимых моих развлечений. Тут нужен определённый навык, привыкнуть надо к этому процессу. Но выход нашёлся. Ура современным технологиям! В одном окне запустил фильм Захарова, в другом – открыл книгу. Читал и слушал параллельно. Очень интересные получил впечатления. Явно, зримо было видно и слышно, как режиссёр хирургически подчищал текст, убирая одно-два слова, фразу. Как контролировал внутренний темп повествования, удалив линии Оринтии и Аманды, оставив этим персонажам всего по паре слов. Как он герметизировал сценическое пространство, отказавшись от мыслесвязи Трактирщика и Монаха. И как редко и крайне осторожно менял какие-то слова местами, или добавлял что-то своё — иногда, всего лишь междометия – смещая акценты, подчёркивая отдельные нотки, придавая естественности, живости диалогам, яркости интонациям, шлифуя форму и содержание.
Поразительно! Сразу вспомнился легендарный вопрос, якобы заданный известному скульптору: «Как вы создаете свои шедевры?» «Беру глыбу мрамора и отсекаю всё лишнее», — ответил тот. Хотя пьеса Шварца и глыба, но отнюдь не бесформенный камень... Тем не менее, надеюсь, общий смысл аналогии ясен.
И теперь мне, пожалуй, понятна режиссерская ошибка Эраста Гарина, первым экранизировавшего «Обыкновенное чудо». Как это ни парадоксально, наверное, он слишком бережно подошёл к первоисточнику, излишне буквально, дословно перенеся на экран содержание пьесы. Там, где у Захарова в простых, но стильных декорациях получилась сложная многоплановая картина, где юмор ситуаций и острая сатира, шутки и каламбуры проступали на фоне драматического сюжета – совершенно неявного у Шварца – там же у Гарина вышел всего лишь мелодраматический водевильчик с фальшивой игрой в любовь и незамысловатой клоунадой, которые не спасают роскошные виды Воронцовского дворца.
Господи! Да достаточно сравнить всего лишь двух персонажей. Один — Хозяин. Дородный и откровенно мужиковатый, к месту и не к месту хохочущий в стиле Санта Клауса: "Хо-хо-хо", — в полном соответствии с текстом пьесы. Другой — Волшебник. В интиллигентском свитере грубой вязки, острый, нервный, изящный и аристократичный, с пронзительным взглядом и таинственной полуулыбкой…
Боюсь, самая известная работа Евгения Шварца не получила бы и сотой доли своей популярности без второй экранизации. И искренне сочувствую тому режиссёру, кто рискнёт третьим снимать фильм по «Обыкновенному чуду». Уж больно высоко Марк Анатольевич планку поднял.
P.S. Помимо всего, параллельное сравнение позволило найти ляп у главного режиссера "Ленкома", которого нет в первоисточнике:
цитата
Администратор: Четыре фунта придворным, два в уме… Три фунта королю, полтора в уме... Фунт принцессе, полфунта в уме. Итого за утро шесть фунтиков. Неплохо!
2,0+1,5+0,5=4,0
Нет, конечно, мне скажут, что таким способом нам демонстрируют ещё и неспособность персонажа А. Миронова производить простейшие арифметические действия. В столбик. Но всё-таки...
P.Р.S. А голубей, как оказалось, никаких в пьесе и нет.
Вот ведь, как бывает. Кто-то норовит выбросить, а другой изо всех сил старается хоть что-нибудь своё вставить. И сразу вспомнился захаровский же «Тот самый Мюнгхаузен»:
– Дорогая Якобина, ты же меня знаешь: когда меня режут, я терплю, но когда дополняют, становится нестерпимо.
Но это уже не Шварц, а Горин. И это совсем другая история…